Туман

Целыми днями сидит на подоконнике, - печально говорил король королеве, обмахивающейся батистовым платочком. Королева знала, что ей для приличия следует разразиться слезами, но боялась, что с ресниц потечет тушь. Поэтому она расстроенно спросила: - И ничего не ест, неправда ли?
— По утрам слугам удается уговорить его съесть немного белого хлеба, запивая его молоком. Но это настолько плебейская пища, что о ней не стоит и упоминать.
— Ты совершенно прав, дорогой, - вздыхает королева и театрально возводит очи к небу. - Сколько же это еще будет продолжаться? Наступит ли когда-нибудь час, когда наш мальчик отречется от теней и иллюзий и снова соединит узы, которые связывают его с реальным миром, узы, которые он так беспечно собирается порвать?
— Я надеюсь на это так же, как и ты. Все королевство надеется на это. Ведь иначе...
— Как ты можешь упоминать об этом в тот час, когда мои нервы расстроены, когда я едва удерживаюсь от слез? - пробормотала королева, прикладывая платочек к глазам. - Я и сама прекрасно знаю, что такое закон.

«Всякий человек, будь он простолюдин, выпрашивающий медяки в коридорах Дворца, или принц, с детства купающийся в роскоши, подлежит немедленному наказанию, если он высказывает желание узнать, что находится за пределами Дворца. Этим он доказывает, что недоволен своей жизнью и несчастлив. Такие люди заражают остальных своим смрадным дыханием, своей смертельной болезнью неудовольствия и не-счастья. Их необходимо выгнать из Дворца, дабы они воочию увидели, что находится за его пределами, и дабы Туман подверг их справедливому наказанию.»
Этот закон дети учили напамять прежде, чем научиться читать. Этот закон был выгравирован на огромной гранитной плите, стоящей в Тронном зале. Этот закон неукоснительно исполнялся...

Он сидел, поджав ноги и обхватив руками колени. Сколько часов-дней-недель прошло с тех пор, как он дрожащей рукой коснулся пыльной бархатной портьеры, и она рассыпалась пылью под его пальцами, потому что на протяжении четырех столетий ни одни человек к ней не дотрагивался? С тех пор, как он взобрался на подоконник и впервые в жизни коснулся прозрачного стекла, за которым властвовал Туман? С тех пор, как он в первый раз до боли напрягал зрение, силясь пробиться за завесу Тумана и разглядеть то, что он так тщательно скрывал?
Он знал, что балансирует на границе дозволенного, что достаточно сказать хоть одно слово - и его выгонят из Дворца, прямо в жадные объятия Тумана. Одно то, что он сидел на подоконнике и неотрывно смотрел наружу, было достаточно большим прегрешением. Его немедленно наказали бы, будь он простолюдином, каких во Дворце - тысячи. Но он был единственным принцем, единственным наследником трона, и поэтому обычные законы на него не действовали. Король и королева могли отменить любой закон, угрожающий их ненаглядному сыночку. Любой - кроме одного.
Поэтому он сидел на подоконнике, вглядывался в Туман и молчал.

«…построен четыреста лет тому назад, и назван Дворцом, и год его постройки назван первым годом новой эры; и король беспрепятственно прошел в отделанные золотом покои Дворца, и Туман не остановил его; и за ним шли подданые короля, общим числом пять тысяч восемьсот тридцать два, и Туман не делал различия между королем и простолюдином, и не остановил никого; и когда последний подданый короля вошел во Дворец, Туман затворил тяжелые дубовые двери; и никто из людей, в страхе бежавших во Дворец и искавших там убежище от справедливого гнева Тумана, не мог открыть их; ибо сказал Туман: «Лишь тот, в ком я увижу счастье и довольство, достоин будет жить во Дворце; и получит каждый во Дворце то, что ему причитается; и останется король королем, и будет править своим народом; и останется простолюдин простолюдином, и будет просить милостыню»; и слышали живущие во Дворце крики и плач, продолжавшиеся всю ночь и весь день; но ни одни из них не приподнял бархатные портьеры, закрывавшие окна во Дворце, и ни одни не открыл дубовые двери, чтобы впустить оставшихся снаружи; и ни одни не перестал быть счастливым и довольным; и Туман сохранил им жизнь, ибо они были идеалом людей и подчинялись его приказам..."
Эту рукопись он нашел в одной из заброшенных комнат. Когда-то эта комната принадлежала человеку, первому задавшему вопрос о том, что находится снаружи Дворца.
В этой комнате было еще много рукописей.

Однажды он понял, что все было напрасно. Он никогда не выиграет партию в гляделки с Туманом. Туман никогда не расступится перед его укоряющим взглядом. Он никогда не увидит звезды.
Соскочив с подоконника, он твердым шагом пошел в Тронный зал и остановился перед королевским троном. Он медленно оглянулся, словно заново привыкая видеть что-то еще, кроме Тумана, и громко произнес:
— Интересно, что находится за пределами Дворца? Вот бы посмотреть!
Никогда в жизни он не слышал такой абсолютной тишины. Правда, продолжалась она всего лишь секунду. Потом раздались вздохи дам, и шорох батистовых платочков, подносимых к глазам, и всхлипы королевы, которая сочла нужным пожертвовать тушью ради достижения драматического эффекта, и голос короля: «Принц нарушил закон. Стража, выгоните его из Дворца!», и у него в голове кружились только слова из старинной рукописи: «Звезды похожи на тысячи крошечных свечей на фоне черного бархата неба...»
Он закрыл глаза - в тот миг, когда перед ним открывались дубовые двери. Нетерпеливый Туман ожидал очередное жертвоприношение...

Когда Туман сгущался вокруг него, сдавливал со всех сторон, и дышать становилось все тяжелей, и холод пробирал до самых костей, и он понял, что сейчас умрет, - в это мгновение он увидел маленький просвет в Тумане. С громко колотящимся сердцем («Теперь мне наконец-то удастся увидеть их!») он посмотрел туда - и...

На голубом, освещенном солнечными лучами небе не было ни единого облачка.
Он устало закрыл глаза, подчиняясь давлению Тумана. «Значит, звезд на самом деле не бывает...», подумал он и умер.